Современная французская новелла - Страница 76

— Да черт с ними, с вашими деньгами! — заявляла она. — Пройдет лет двадцать, и они все равно обесценятся. Зато ваши дети…

Вспоминая этот довод, мужчины хохотали. Потому что сама Крапива была скупа и считала каждый грош. Всю жизнь она копила и почти ничего не тратила. Одежду донашивала до дыр. И, несмотря на большие каникулы, никогда не ездила отдыхать, как другие школьные учителя. Куда там! Она все лето копалась в саду, варила варенье, консервировала на зиму овощи и фрукты. Крапива жила скудно и трудилась, не жалея сил. Сначала она купила дом, совсем крошечный, на краю деревни, и жила там, на отшибе, ни с кем не общаясь. Затем с годами стала приобретать земельные участки. Сначала фруктовый сад, потом небольшой луг, который она сдавала в аренду Маро, своему ближайшему соседу. Потом поля, разбросанные там и тут, которые либо тоже сдавала в аренду, если находила охотников, либо оставляла под залежью. При всей своей скупости в деньги она не верила. Равно как и в ценные бумаги и даже в золото, ибо его ничего не стоило украсть. Земли — вот во что она вкладывала свои сбережения. Ведь участок нельзя ни потерять, ни украсть. В тот вечер, за столиком кафе, шел подсчет аров и гектаров — прекрасная задача для ее бывших учеников. Опись земельной собственности была составлена с высочайшей точностью.

— Забыли еще клинышек леса за кладбищем. Вообще-то лес так себе, но там есть три отличных дуба и великолепный молодой вяз. Это тоже кое-чего стоит.

— Добавьте сюда десятка три тополей на спуске к болоту, которые она купила у покойного Мерлена.

— Да еще спаржевое поле Пеньо, это никак не меньше тридцати пяти аров.

Общая площадь ее владений достигала семи с половиной, а то и восьми гектаров. Это было очень много, в особенности для человека нездешнего. Ибо Крапива все сорок лет так и оставалась для них приезжей. Она знала всех, и все знали ее, но она ни с кем так и не подружилась и всех вокруг презирала.

— Что за народ эти местные — одни слюнтяи да недоумки! — приговаривала она на каждом шагу.

И местные не оставались в долгу; они не прощали ей резкость и прямоту суждений, ее манеру делать выговоры или давать советы, которых у нее никто не спрашивал. Простить это было тем более трудно, что ее выпады всегда имели под собой основание. Пока она говорила о других, с ней невозможно было не согласиться. Но вот очередь доходила до вас, и пощады ждать не приходилось: она не стеснялась сказать вам в глаза, что вы болван или жулик. Это она провалила на выборах предыдущего мэра, высказав ему при свидетелях всю правду в глаза. Нового мэра она тоже не щадила, так как считала, что они одним миром мазаны. Старый кюре обходил ее стороной: она была законченной безбожницей. Не верила ни в бога, ни в черта.

— Все это фарс, — говорила она, — фиглярство. А цель одна — не дать людям выбраться из грязи.

В голове у нее бродили смутные социалистические идеи. О, ничего радикального, и все-таки… Владелец местного замка не питал к ней нежных чувств. Она так преподавала детям историю, что в деревне постепенно менялось направление умов. Теперь уже никто не почитал, как прежде, богатство и власть.

— Что ни говори, — заявил Грожан, когда кафе закрывалось, — но Крапива — это личность. Мы все ей чем-нибудь да обязаны.

— Как же, как же, — заметил кто-то. — Все через ее руки прошли, и все острекались. До сих пор по телу зуд идет.

Разошлись, посмеиваясь.

Назавтра старухе лучше не стало. Ноги не держали ее, от еды она отказывалась. Сильвия Маро, которая время от времени заглядывала к ней, вызвала врача из окружного центра. Он не оставил никакой надежды.

— Когда такие люди, как она, укладываются в постель — это конец.

Слова врача тут же стали известны всей деревне. Никто не мог припомнить, чтобы Крапива когда-нибудь болела, она ни разу не пропустила занятий в школе, всю жизнь вставала вместе с солнцем — и вдруг свалилась. Надломилась, как старый, сухой стебель.

— Вот и не жжется больше Крапива, — сказал кто-то в мясной лавке.

— Как знать! — заметил другой покупатель. — Она еще себя покажет, вот увидите.

Учительница после занятий набралась храбрости и отправилась ее навестить. Не то чтобы она была избавлена от нападок своей старшей коллеги, но ей хотелось продемонстрировать, что все учителя — это одна большая семья. Не тут-то было. Стоило ей переступить порог, как Крапива выпустила когти:

— Лучше бы вы, милочка, не теряли время, а подготовили как следует материал на завтра. Я тут проверяла Анжелу, так она — ни в зуб ногой. Вы не сумели объяснить им толком фазы Луны. Я уж не говорю о причастных оборотах или площади треугольника. Ступайте-ка домой, вам еще учиться и учиться.

Даже лежа в постели, Крапива еще жглась. Грожан, который чувствовал себя в долгу перед ней, зашел проведать ее после ужина. Он принес ей творогу.

— Недорого же тебе обошелся твой гостинец! Можешь забирать свой творог назад. Я к нему и не притронусь. Ведь всем известно, что ты разбавляешь сливки. Стану я принимать подарки от такого, как ты!

Директор покраснел, как напроказивший мальчишка, и по дороге домой выбросил творог в канаву. После этого никто уже не осмеливался зайти к Крапиве, кроме этой самой Сильвии Маро, которая как ни в чем не бывало продолжала ухаживать за ней и варить ей бульоны. Старухины колкости она пропускала мимо ушей. Скоро стало ясно, что делает она это не без задней мысли. Вопрос о наследстве был в последние дни предметом бесконечных обсуждений в «Меридиане».

Составила ли она завещание? Родственников, судя по всему, у нее нет. Она никогда не получала писем, никто к ней никогда не приезжал. Кому же достанутся дом и земли? Маротиха рассчитывала заполучить луг, это было очевидно. А может быть, надеялась и на большее. Бывший мэр считал, что она зря старается.